проф. А.И. Осипов
Речь идет о существе в каждой религии, в данном случае – о существе христианства: о спасении. Логика нашей основной мысли ясна, но, как только мы сказали о спасении, встает вопрос: от чего спасение? Ответ очевиден, даже в какой-то степени трафаретен: спасение от греха. Что это значит? От какого греха спасает Христос? Что значит: Он спасает? Что же произошло с нами? Вот тот центральный вопрос, рассмотрением которого мы занимаемся.
Для лучшего понимания вопроса мы должны различать три вида греха:
– личный грех, то есть тот, который совершает человек, игнорируя голос совести, голос разума, голос и букву закона;  
– родовой грех, понятие достаточно новое, как оказалось, но имеющее очень большое значение и для понимания вопроса спасения, и для оценки нашей жизни в целом;
– первородный грех.

Родовой грех – это не тот грех, за который мы несем ответственность, не тот грех, в котором человек повинен. Нет, это болезнь нравственного порядка, та болезнь, которая приобретается человеком или, лучше сказать, с которой он рождается, но источником ее является не он сам, а его родители, его предки. Что же конкретно является источником этой болезни? Как правило (а может, это правило без всяких исключений), это какие-то серьёзные нравственные преступления.
Оказывается, тяжелые грехи, или, как они у нас в богословии называются, смертные грехи, производят очень сильное действие на душу и тело человека.
Запомним: человек – это единое существо, это мы разделяем его часто на душу и тело. На самом деле, человек – это существо единое, и поэтому смертный грех, производя очень сильное действие на совесть человека, на душу (вспомните переживания Раскольникова, героя Достоевского) налагает печать на все его существо, в том числе на его наследственность. Таким образом, мы получаем страшный результат.
Преступление родоначальника наносит такую рану, которая передается в течение нескольких поколений. Когда Библия говорит о том, что грех отца сказывается до третьего-четвертого рода, можно полагать, что особо сильно действие этой раны, которую наносит человек своим преступлением, ощущается в первых этих трех-четырех поколениях. Ведь как любая рана особенно сильно болит, пока заживает, так происходит и здесь. Это и есть родовой грех, и в том, что это не богословская абстракция, а реальность нашей жизни, каждый может убедиться сам.
Мы у многих детей замечаем ярко выраженные страсти, болезни. Он еще ничего не знает, этот ребенок, а  в нем уже явно для всех этот грех говорит. Но он за это не несет ответственность. Это  родовой грех, и, хотя мы именуем его грехом, на самом деле это не личный акт человека, а болезнь, наследуемая им. Но болезнь эта – не вечная, то есть, особенно сильно действуя на ближайшие 3-4 рода, в дальнейшем она может быть излечена нравственной жизнью потомков.
Если в течение этих поколений находятся люди, которые противостоят этой болезни, борются с собой и, в конце концов, побеждают ее, то прекращается этот родовой грех. Но из этого следует очень важная вещь, о которой следует знать всем людям, которую нужно буквально проповедовать: родители, бойтесь греха, если вы действительно любите своих детей!Не думайте о том, что ваша жизнь не имеет никакого значения для ваших детей. Не думайте и не мечтайте. Все ваши преступления и ваши грехи отпечатываются на ваших детях. Поэтому, когда сейчас сплошь и рядом задают вопрос: что нам делать с нашими детьми? – ответ всегда приходится давать однозначный: подумайте сначала, что делать с отцами и матерями, то есть с самими собой, тогда узнаете, что делать с детьми. 
Итак, это то, что мы назвали родовым грехом. В некоторых родах и даже племенах определенные страсти сказываются с особенно большой силой, поэтому так и остался в истории род каинитов, разбойнические роды, воровские династии и т.д., там нравственная болезнь действует с особой силой. Поэтому этим людям нужно посочувствовать: мы их осуждаем, говорим: «Вот негодяи, вот преступники!» – но подождите осуждать. Вы подумайте сначала, от кого они произошли, в какой среде выросли. Жалеть нужно этих больных людей, а не осуждать, и, если можно, помочь.
И третья категория – так называемый первородный грех. Этот вопрос для нас имеет особенно большое значение, поскольку он напрямую связан с пониманием того, что совершил Христос для человечества. В этом вопросе существуют различные взгляды, и они для нас представляют очень большую значимость, ибо неверное понимание вопроса приведет нас к неверному пониманию существа Дела Христова. 
Что такое первородный грех? Различают два понятия: есть грех прародительский и грех первородный. Первый, то есть прародительский, грех есть  тот грех, который совершили родоначальники человечества, это их личный грех. Первородный же грех есть то следствие, которое проистекло из личного греха прародителей. Их грех имел совершенно особое значение по сравнению со всеми нашими грехами: они находились еще в первозданном, чистом абсолютно состоянии, и совершенное ими рассечение союза, связи между человеком и Богом произошло впервые в истории. 
В результате разрушения этой связи и возникло то, что в богословии стало именоваться так называемым первородным грехом, приведшим к повреждению, искажению нашей доброй изначально природы. Зависть как доброе чувство, рожденное стремлением к идеалу, превратилась в злое чувство по отношению к тому, у кого что-то лучше, чем у меня. Вот это искажение наших добрых свойств, затем расщепление единого человеческого существа на противоборствующие друг другу ум, сердце как орган чувств и тело (щука, рак и лебедь) привело человека и человечество к тому состоянию, о котором мы все ахаем, охаем и вздыхаем, и смотрим друг на друга, забывая посмотреть на себя. История человечества и личная жизнь каждого человека свидетельствуют о том, что действительно мы постоянно погрешаем – и против ума своего, против своей разумности и против всей своей жизни. Куда ведет История – мы видим: чем дальше живем, тем хуже становится.
Итак, первородный грех – это тот грех, в котором никто из нас не виновен, – кроме Адама и Евы, конечно, но это не очень утешительно. Если мы скажем  человеку, который родился, предположим, горбатым или слепым, что он в том не виновен, это его не очень обрадует, он все-таки предпочел бы быть здоровым и зрячим. Так вот и с нами – когда ум говорит: нужно поступить вот так, а сердце влечет к совершенно противоположному, а тело вообще не хочет считаться ни с умом, ни с сердцем, то от этого радости никакой нет, от этого человек весь раздроблен. И отсюда начинается хаос всей его жизни, и личной, и семейной, и общественной, и государственной, и т.д. Вот что такое первородный грех, повреждение природы. Это очень важно иметь в виду.
Преподобный Максим Исповедник пишет: «Два греха возникли в праотце нашем, вследствие преступления божественной заповеди, один – достойный порицания личный грех, а второй – имевший своей причиной первый, не могущий вызвать порицания. Первый – личный от произволения, а второй – от естества, от природы, вслед за произволением невольно отказавшейся от бессмертия». Афанасий Великий так и говорит, что «грехом личным человек произвел совращение естества», то есть повреждение его – вот что такое первородный грех. Заболели мы искажением свойств, смертью, как отцы называют, тлением, отныне нет бессмертия, каждый человек рождается смертным.
А отсюда понятно, чем отличается христианское понимание спасения от нехристианского. Христианство призывает человека к той ценности, которая является вечной и неотъемлемой от него. А если человеку дать подержать, к примеру, кусок золота или бриллиантов мешок, и взять обратно – подержал и хватит, то все, что мы имеем, – это мыльный пузырь, который мы изо всей силы, пока живем, раздуваем, стремясь приобрести одно, другое, третье, и который во мгновение ока лопается от прикосновения смерти. В том и есть безумие язычества вне христианского сознания. После этого может кто-либо отрицать, что наш ум поврежден? Христианство и пытается отвлечь от этого миража, так называемого блага земного, пытается показать, что благо земное может явиться ступенькой к приобретению блага вечного при правильном к нему отношении. Вот какой вывод делает один из наших богословов, священник А.М. Кремлевский (можете посмотреть в «Православной богословской энциклопедии» статью «Грех»). Он пишет: «Ясно, что грех Адамов не отождествляется Церковью с первородным грехом, а считается лишь причиной последнего». Итак, есть личный грех Адама и есть его следствие – первородный грех».
Мы подошли к очень важному вопросу, не разрешив который, мы опять не сможем правильно понять Жертвы Христовой. Речь идет вот о чем. Совершение Жертвы произошло благодаря воплощению, то есть Боговоплощению. Само Божество бесстрастно  по природе. И восприятие Богом человеческой природы произошло для того, чтобы через нее и в ней можно было принести и совершить то, что явилось бы источником исцеления, то есть спасения человечества. Только в человеческой природе, только в ней и через нее могла совершиться Жертва.
Встает вопрос: какую же природу воспринял Бог – поврежденную, которая возникла вследствие грехопадения человечества, или неповрежденную, то есть первозданную, природу. В зависимости от ответа на этот вопрос радикальным образом меняется понимание Жертвы Христовой. Если Бог Слово воспринял неповрежденную природу, то следует вопрос: в чем же тогда заключалась Жертва Христова? Если природа свята, чиста и непорочна абсолютно и не повреждена, что же тогда совершилось, что сделано? Что же тогда исцелять?
Католическое богословие сделало выбор в пользу неповрежденной природы. Пошло по пути, который, кстати, был осужден Церковью, давным-давно, еще во время монофизических споров. Монофизиты именно этот подход утверждали. Например, папа Гонорий I, который был осужден Церковью, и Восточной, и Западной, на Шестом Вселенском Соборе (7-й век), заявлял: «Мы исповедуем в Господе Иисусе Христе и одну волю, ибо ясно, что наше естество принято Божеством не греховное, не то, которое повреждено после падения, а естество, созданное прежде грехопадения» (Деян. Вселенских Соборов). Это слова отлученного от Церкви папы Гонория – монофелита. А вот слова ересиарха афтартодокетов епископа Галикарнасского Юлиана. Он пишет: «При воплощении Христос принял душу и тело в том виде, в каком они были у Адама до грехопадения». Понимая, что отсюда возникает вопрос: если до грехопадения, то, следовательно, Он же не мог умереть, Ему не нужно было ни есть, ни пить, и Он не мог страдать. Поэтому Юлиан сразу отвечает на этот вопрос: если Христос уставал, алкал, плакал и т.д. то делал это только потому, что так хотел, а не по необходимости. Захотел – и заплакал, захотел – и устал. Или вспомним смоковницу: это что, Он специально так захотел есть, что даже смоковницу эту проклял? Это что же, игра? А Юлиана это нисколько не смущало.
А вопрос-то в высшей степени серьезный. Действительно если он принял эту природу неповрежденной, что же Он тогда вообще сделал-то? Отвечают: грех прародителей вызвал законный гнев Божий, и этот гнев Божий распространяется на всех потомков Адама. Можно начать шуметь и говорить что это несправедливо и т.д. Не сметь. Это так – и всё. Виновность лежит на всех потомках Адама. Отсюда следует, что Бог Слово воспринимает неповрежденную, непорочную природу, чтобы по желанию Своему страдать, а не потому, что природа эта была сама смертной и могла страдать. Просто Он захотел – и страдает. А, пострадав в этом, Он мог принести удовлетворение правосудию Божию. Вот, оказывается, что совершено. В этом суть Жертвы Христовой.
Эта точка зрения вызывает неприятие полное, вызывает недоумение и недоверие. Мы уже не говорим о том, что правосудие Божие становится некоей четвертой ипостасью, вместо Святой Троицы. Замечательно ответил на этот вопрос Григорий Богослов: «А если цена Искупления дается не иному кому, как содержащему во власти, спрашиваю: кому и по какой причине принесена такая цена? Если лукавому, то как сие оскорбительно! Разбойник получает цену искупления, получает не только от Бога, но с Самого Бога, за свое мучительство, берет такую безмерную плату, что за нее справедливо было пощадить и нас! А если Отцу, то, во-первых, каким образом? Не у Него мы были в плену. А, во-вторых, по какой причине Кровь Единородного приятна Отцу, Который не принял и Исаака, приносимого отцом, но заменил жертвоприношение, вместо словесной жертвы дав овна? Или из сего видно, что приемлет Отец не потому, что требовал или имел нужду, но по домостроительству и потому, что человеку нужно было освятиться человечеством Бога, чтобы Он Сам избавил нас, преодолев мучителя силой, и возвел нас к Себе чрез Сына посредствующего и все устрояющего, в честь Отца, Которому оказывается Он во всем покорствующим? Таковы дела Христовы, а большее да почтено будет молчанием».
Итак, есть такая точка зрения: Бог Слово воспринимает неповрежденное естество, и отсюда вся суть Искупления, или подвига Его, заключается в том, что Он приносит полное удовлетворение Своему Отцу за грех Адама. Оказывается, до этого, на протяжении всей истории человечества, Бог Отец находился в страданиях и гневе.
Но есть и другая точка зрения. Бесконечный ряд святых отцов (которых начали у нас  переводить, к сожалению, лишь с середины 19-го столетия) говорят совсем о другом: о том, что пишет Ап. Павел во Втором послании к Коринфянам (5, 21): «Не знавшего греха Он сделал для нас жертвою за грех». Бог Слово в Своем Воплощени воспринимает поврежденную нашу природу, и, когда Церковь говорит все время, что Он взял на себя наши грехи, это означает не что иное, как то, что Он воспринял вот эту нашу природу, поврежденную первородным грехом, Он, Всесвятой, соединился с вот этой нашей поврежденностью, воспринял ее на Себя. Как, например, здоровый человек берет на себя того, у кого отнялись ноги.
И вот тут открывается совершенно иной смысл Жертвы Христовой: через Страдания, Крест, Смерть воскрешает Он эту природу, исцеляет ее. Вот в чем Его подвиг. Он взял именно эту нашу поврежденность, со всеми ее немощами, Он именно на самом деле уставал, а не захотел – устал, захотел – не устал, Он на самом деле плакал, а не потому, что играл, действительно страдал, на самом деле, а не как-нибудь. Он Единосущен нам по Своей человеческой природе. Это является основополагающей христианской мыслью, христианской истиной.
Отсюда совершенно понятно, в чем существо Жертвы Христовой: Он исцеляет природу, которую никто не мог исцелить. Мы знаем, что наследственные болезни, если они в самой генетической наследственной природе, не поддаются никаким обычным методом лечения. Способ только один – изменить наследственность, но до настоящего времени люди не научились это делать, наследственные болезни неисцелимы. Та же мысль – у Афанасия Великого: «Покаяние очищает грехи, но не исцеляет природы, природа остается той же, расщепленной, раздробленной, не способной еще к полноценному единению с Божеством». Вот почему для нас важно было понять, в чем различие между грехом личным, родовым и первородным. Только личный грех есть грех, который оскверняет человека, лукавство оскверняет, а то, что человек родился спредрасположенностью особой к чему-либо, это само по себе не оскверняет, оскверняет она только тогда, когда человек с нею соглашается и начинает действовать в соответствии с ней, но сама по себе предрасположенность эта не оскверняет. Итак, повторю, первородный грех как поврежденность не есть то, что оскверняет человека, только личный грех есть грех, в полном смысле этого слова. Все прочее есть повреждение.
Преп. Максим Исповедник так и пишет: «Господь не ведал моего греха, то есть изменения моего произволения; Он не воспринял моего греха и не стал [им], но ради меня Он стал грехом, то есть стал тлением естества, [возникшим] через изменение моего произволения, взяв [его на Себя]». (Не зная различия, мы сразу же запутались бы, что значит «Он не воспринял моего греха»; такие вот вещи надо читать очень внимательно и сразу расставлять по полочкам, чтобы не перепутать, о каком грехе говорит он. Иначе будет такая путаница, что ничего не поймешь.)
И дальше Максим Исповедник пишет: «Господь же, взяв [на Себя] это осуждение за мой добровольный грех, я имею в виду – взяв страстность, тленность и смертность [человеческого] естества, стал ради меня грехом по страстности, тленности и смертности, добровольно облачившись в мое осуждение по природе... Он по собственной воле, Бог Слово, воспринял худшее, падшее естество, дабы спасти Образ Свой».

Святитель Афанасий Великий, «столп Православия», как его именует Церковь, пишет: «Итак, Тело, поелику имело Оно общую со всеми телами сущность и было телом человеческим, хотя по необычайному чуду образовалось из Единыя Девы, однако же, будучи смертным, по закону подобных тел, подверглось смерти». Не потому, что захотел – не захотел, а взял смертное тело, будучи смертным. Афанасий пишет дальше: «Не могло оно не умереть, как смертное (вопреки Гонорию и всем ересям монофизитским. – авт.) и за всех приносимое на смерть, на что и уготовал его Спаситель... Посему-то, хотя умерло тело, как смертное, однако же ожило, по причине сущей в нем жизни».
Возьмите то, что пишет святитель Феодорит Кирский: Бог Слово, «соединив с Собою побежденное сие естество, вводит его в борьбу». Побежденное естество, а не первозданное.
Преп. Ефрем Сирин: «Он был Сыном того Адама, над которым, как говорит апостол, царствовала смерть». Вот какого Адама Он был Сыном, а не первозданного, над которым не царствовала смерть.
Святитель Кирилл Александрийский: «Бог Слово… восприняв согрешившее естество…»
Папа Римский Лев I Великий, величайший авторитет Православия, на 4-м Вселенском Соборе говорит: «Таким образом, при сохранении свойств того и другого естества и при сочетании их в одно Лице воспринято величием – уничижение, могуществом – немощь, вечностью – смертность. Бессмертный Бог не возмущался сделаться человеком, могущим страдать, и Бессмертным подвергнуться смерти».
Преп. Иоанн Дамаскин: «Он, потому что уделил нам лучшее и мы не сохранили, принимает худшее, разумею наше естество, для того, чтобы чрез Себя и в Себе восстановить бывшее по образу и по подобию».
Святитель Григорий Богослов: «Христос восприял худшее, чтобы дать лучшее, обнищал, чтобы нам обогатиться Его нищетой…».
Святитель Григорий Палама: «...И (о какое чудо!) не только Своим рождением облекается в поверженное естество, Сущий одного естества с Высочайшим Отцем, и не только приемлет эту крайнюю нищету, родившись в пещере, но сразу же, еще будучи во чреве Матери, воспринимает крайний приговор, бывший от начала нашему естеству, и сочисляется и записывается с рабами».
О церковном понимании этого вопроса не только бесконечные высказывания отцов об свидетельствуют, но и сама Церковь – через свое литургическое творчество. В связи с этим хочется привести замечательный текст из заамвонной молитвы Литургии Преждеосвященных Даров в Великий Понедельник в Иерусалиме (по: А.А. Дмитриевский. Богослужение Страстной и Пасхальной седмиц во св. Иерусалиме в IX-X веках): «Царю веков... Христе Боже наш... бедную нашу восприемый природу... не причастен бо еси страсти по Божеству природы, аще бы не облеклся еси в страстное наше и смертное естество вольно».
Есть десятка полтора таких высказываний. Что еще после этого можно говорить? Совершенно единогласное, однозначное Учение отцов, и из такого Учения становится понятным, почему и что сделал Христос. Для нас это очень важно – какую природу воспринял Бог Слово в Своем Воплощении: если непорочную, тогда и исцелять нечего, если поврежденную – тогда можно говорить о спасении. Например, когда человек смертельно болен и его исцеляют, тогда можно говорить о спасении, а когда он жив-здоров и его еще при этом отправляют на всякие курорты или еще что-нибудь, тут ясно, что не о спасении идет речь, а о чем-то другом.